Республика — Эверест

И снова нет другого пути. Снова надо, как 10 месяцев назад, написать о беспрецедентно страшных терактах в Париже. Читая сегодня мою тогдашнюю хронику о Шарли, я нахожу её — как и тогда, кстати — довольно банальной, но очень разумной. Напали бы неделю назад на редакцию или на журналиста, я бы сказал то же самое. Но сегодня все по-другому.
De nouveau, il n’y a aucun choix possible. De nouveau, comme il y a dix mois, je ne peux vous parler que des terribles attentats parisiens. J’ai relu la chronique que j’avais en janvier consacré à la tuerie de Charlie Hebdo. Comme alors, je la trouve aujourd’hui plutôt banale, certes, mais juste et fondée. Si la semaine dernière les terroristes avait attaqué un média, j’aurais sans doute demandé qu’on la rediffusât telle quelle. Mais cette fois-ci, c’est différent.
В этот раз (как неприятно звучат слова «в этот раз» …) нет конкретных целей, как тогда, в январе, когда убивали журналистов и евреев. Или тогда, когда Мохамед Мера напал на солдат арабского происхождения и на еврейскую школу. В этот раз расстреливали Париж.
Cette fois-ci (comme cette formule est horrible !), cette fois-ci aucun groupe précis n’a été visé, comme les journalistes et les Juifs en janvier. Ou quand Mohammed Merah s’attaquait d’abord à des soldats d’origine arabe, puis à une école juive. Cette fois-ci nous avons assisté quasiment en direct à la course effrénée de fous furieux par les rues de notre ville, aimée et adorée. Et pour tous les parisiens, ou tout au moins la moitié d’entre eux qui habitent dans la partie est de la ville, les terroristes ont frappé «leurs» lieux, des endroits familiers et appréciés.
В этот раз мы почти в прямом эфире с ужасом следили за стихийным и безумным движением каких-то сумасшедших вооруженных людей... Кто из нас, хотя бы раз, не был на стадионе «Стад де Франс»? Мы все ели и пили в одном из кафе на Rue Bichat. Все мы гуляли по набережной канала Сан-Мартэн, по которой машина смертников ехала к «Батаклану». Все мы были в одной из сотен подобных залов столицы, на который могли бы напасть вместо «Батаклана». Все мы сидели, сидим и будем сидеть на террасе такого же кафе, как Comptoir Voltaire или Сarillon. На моей улице погибло 17 человек. 17 мирных, ни в чем не виновных людей.
Que puis-je dire? Sans être banal ni répéter ce que d’autres ont déjà dit ? Rien que sur les ondes et sur le site de RFI on peut lire et écouter de très nombreux articles de qualité. Comme par exemple l’article d’Anya Stroganova «Париж — это про жизнь». Ou bien les revues de presses quotidiennes de Sergueï Dmitriev ou Ksenia Gulia. Ce sont les dépêches, les interviews de survivants ou les avis d’experts recueillis par les journalistes de la rédaction.
C’est aussi l’édition spéciale de dimanche soir où il fut question, entre autres, de la vague de panique qui, en quelques secondes, a traversé Paris. Suite à une fausse alerte, les piétons se sont mis brusquement à courir, à fuir les places publiques, à commencer par celle de la République. Se réfugiant dans les entrées d’immeubles, cherchant à se cacher dans les bars et autres commerces qui ont aussitôt fermé les rideaux et grilles métalliques. Une femme a été piétinée rue Bichat par la foule cherchant à fuir ce qu’elle a pris, à tort, pour une nouvelle attaque...
Что я могу об этом написать такого, что уже не было написано и сказано?
Только на волнах нашей радиостанции моими коллегами было произнесено много хороших и правильных слов. Это и замечательная статья Ани Строгановой под названием «Париж — это про жизнь». Это и подготовленные Сергеем Дмитриевым и Ксенией Гулиа ежедневные обзоры французской печати о терактах. Это и интервью с выжившими, и мнения экспертов о причинах и следствиях происходившего. Это и вечерний воскресный спецвыпуск о ложной тревоге на площади Республики, из-за которой волна паники почти мгновенно разнеслась по всему Парижу, заставляя людей прятаться в чужих подъездах, за железными занавесами бутиков и кафе...
Nous tous, habitants des grandes villes, vivons dans un stress et une urgence permanente. Et même si « Paris est une fête », la capitale française n’est pas une exception. Selon moi, cette vague de terreur, ou plutôt cette tentative d’insinuer la peur est pour beaucoup la goutte de trop.
Все мы, жители больших городов, живем в постоянном стрессе и спешке. И даже если Париж — праздник, который всегда с тобой, столица Франции — не исключение. Волна террора или, скорее, омерзительная попытка вселить в нас страх — для многих как последняя капля...
En allant de chez moi jusqu’à la librairie, à pied, je passe le long du Canal à côté de chaque lieu ou l’équipe du Bataclan a fait des victimes. Sur le chemin du retour, je traverse la place de la République, devenue le triste lieu de rassemblement de ceux qui souhaitent se recueillir et avoir une pensée à la mémoire des victimes. Mardi soir, après une rencontre consacrée à Tchekhov à la librairie, j’ai pris, seul, le chemin de la maison. Par le boulevard Beaumarchais, qui devient sans crier gare le boulevard des Filles du Calvaire.
Из дома до работы, если идти пешком, я прохожу вдоль канала, где захватившие «Батаклан» террористы, оставили после себя жертвы. Обратно — c работы до дома — через площади Республики, где по грустной уже традиции собираются те, кто хочет почтить память погибших.
Arrivé, accablé de tristesse, jusqu'au Boulevard du Temple, mon cœur s’est mis à battre de plus en plus vite. A chaque pas qui me rapprochait de la République, je sentais mes jambes s’alourdir, comme si l’oxygène venait à manquer. Je me suis souvenu des récits de l’alpiniste Italien Reinhold Messner, notamment de son ascension de l’Everest. Je me suis souvenu qu’il racontait comme à compter du premier ressaut, chaque pas était semblable à un exploit. Que chaque dizaine de centimètres gravis était le résultat d’un incroyable effort de concentration de chaque muscle du corps et de l’esprit.
Во вторник вечером, после встречи в книжном магазине, посвященной Чехову, я отправился домой один. По бульвару Бомарше, незаметно преходящему в Бульвар des Filles du Calvaire. Когда, подавленный грустью, я перешёл уже на Boulevard du Temple, защемило сердце, стало тяжело идти. Дышать становилось тяжелее с каждым шагом, приближающим меня к Республике. Ноги словно окаменели, как будто телу не хватало кислорода. Я вспомнил рассказы Райнхольда Месснера о покорении Эвереста. О том, как на пути к вершине горы каждый шаг превращался в настоящий подвиг. О том, как каждые десять сантиметров оставшегося до пика километра стоили ему чудовищного физического и интеллектуального напряжения.
Je suis arrivé sur la Place. L’oppression ne cessa que lorsque je me retrouvais à hauteur des nombreux journalistes qui y étaient présents. Debout, face à ces centaines de bougies allumées au pied de la statue par la foule des parisiens venus se recueillir. J’ai alors compris que chacun d’entre nous était saisi par la peur depuis vendredi soir. Mais que lorsque nous étions ensemble, dans ces lieux où s’était produit l’impensable, la peur cessait et nous avions alors la certitude qu’ensemble, nous traverserions cette épreuve.
Дошёл до площади. Рядом с толпой журналистов и простых прохожих, стоящих у памятника, мне стало легче. Глядя на сотни свечей, расположенных вокруг памятника, я понял: все мы, чтобы мы не говорили по отдельности, охвачены страхом. Но вместе мы верим, что выстоим.
Combien de temps ce sentiment durera-t-il ? Je n’en sais rien. Peut-être que très bientôt nous nous réveillerons à nouveau, saisis d’effroi, dans la ville ensanglantée, avec ce sentiment désagréable que tout cela nous est déjà arrivé ? Je n’en suis pas sûr.
Les bougies s'éteindront, les fleurs pourriront, sur les graffiti apparaîtront d’autres graffitis. Mais il me semble que pour moi, comme pour beaucoup d’autres, arriver jusqu’au centre de la place de la République restera un exploit, une ascension de l’Everest en solo sans oxygène.
Сколько времени это чувство единства будет длиться? Не знаю.
Может, уже совсем скоро мы снова проснемся в холодном поту в окровавленном городе и вспомним, что не так давно с нами это уже было? Я не уверен. Мне кажется, свечи погаснут, цветы завянут, над надписями появятся другие надписи, но для меня, как и для многих других, дойти до центра площади Республики всегда будет своего рода подвигом. Как покорение Эвереста — соло без кислорода.